Айзек Азимов - Роботы утренней зари [ Сборник]

— Для этого чувство было чрезмерно и интенсивно, рыдающее чувство. Это единственное слово, какое я могу придумать в этой связи. Это была потрясающая скорбь, ассоциирующая с чувством потери, словно леди должна уйти куда-то в недосягаемое место. В конце концов, все могло быть исправлено в будущем. Но нет, тут словно леди должна умереть и стать навеки недостижимой.

— Значит, он чувствовал, что аврорцы убьют ее? Но это, разумеется, невозможно.

— Это верно, что невозможно. Но дело не в этом. Я чувствовал нить ощущения личной ответственности, связанной с глубоким страхом потери. А обыскал мозг каждого члена экипажа, и пришел к предположению, что капитан намеренно послал свой корабль на столкновение с аврорским.

— Но этого тоже не может быть, — сказал Дэниел.

— А я принял это. Моим первым побуждением было изменить эмоциональный настрой капитана и изменить курс, но я не смог. Его мозг был насыщен решимостью и, несмотря на тревогу, напряжение и страх потери, такой уверенностью в успехе…

— Как же могли одновременно существовать страх потери и чувство уверенности в успехе?

— Друг Дэниел, я перестал удивляться способностям человеческого мозга одновременно содержать две противоположные эмоции, я просто принимаю их. 6 данном случае, если бы я попытался изменить мозг капитана в смысле перемены курса корабля, я мог бы убить его. Этого я не смог сделать.

— Но в этом случае могли бы умереть люди на корабле, включая мадам Глэдию, и еще несколько сотен человек на аврорском корабле.

— Они не должны были умереть, если капитан был прав в своей уверенности в успехе. Я не мог бы принести одну верную смерть, чтобы предупредить всего лишь вероятную смерть многих. В этом-то и трудность, друг Дэниел, с твоим Нулевым Законом. Первый Закон имеет дело с индивидуумом и с уверенностью, а твой Нулевой Закон имеет дело с неопределенной группой и вероятностью.

— Люди на борту этого корабля не неопределенная группа, это собранные вместе отдельные индивидуумы.

— Но если я должен был принять решение, то оно повлияло бы на судьбу одного индивидуума. Тут я ничего немоту поделать.

— Но все-таки ты что-то сделал?

— Я в отчаянии пытался воздействовать на мозг командира аврорского корабля после Прыжка, который приблизил нас к нему, но не смог, слишком велико было расстояние. Однако попытка оказалась не совсем бесплодной: я определил нечто вроде слабого гула. Я не сразу понял, что принял ощущения всех людей на борту аврорского корабля. Отфильтровать этот слабый гул от более сильных ощущений, идущих от нашего корабля — трудная задача.

— Я думаю, вообще невозможная, друг Жискар.

— Почти невозможная, но с огромными усилиями я все-таки сумел это сделать. Как я ни старался, я не мог выделить ни одного индивидуального мозга, Когда мадам Глэдия стояла перед большим количеством людей на Бейлимире, я ощущал анархическую путаницу мыслей, но сумел выделить то тут, то там индивидуальный мозг хотя бы на миг. Но в этом случае так не было.

Жискар задумался. Дэниел сказал:

— Я думаю, это аналогично тому, как мы различаем отдельные звезды в скоплении их, когда они относительно близки к нам.

Но в далекой Галактике мы видим только слабое свечение целого, а отдельных звезд не различаем.

— Удачная аналогия, друг Дэниел; когда я сосредоточился на слабом, но далеком шуме, мне показалось, что я смутно различаю проступающий сквозь него всплеск страха. Я не был уверен, но решил воспользоваться им. Я никогда еще не пытался повлиять на таком расстоянии, но все-таки старался усилить этот страх. Не могу сказать, удалось ли это.

— Аврорский корабль ушел. Значит, тебе удалось.

— Это еще ничего не значит. Он мог уйти и без моих усилий.

Дэниел задумался:

— Мог, если наш капитан был так уверен, что тот корабль уйдет…

— С другой стороны, — сказал Жискар, — я не думаю, что у капитана была рациональная база для такой уверенности. Мне казалось, что эта уверенность смешивалась с чувством благоговения и почтения к Земле. Эта уверенность была подобно тому доверию, какое испытывают дети по отношению к своим родителям, защитникам и тому подобному. Капитан верил, что влияние Земли не даст ему пропасть рядом с ней. Чувство, конечно, нерациональное.

— В этом ты, без сомнения прав, друг Жискар. Капитан при нас говорил о Земле самым почтительным тоном. Поскольку Земля не может реально влиять мистическим образом на успех события, вполне можно предположить, что имело место именно твое влияние. Больше того…

— О предположении, что индивидуальный человек конкретен, а все человечество абстрактно. Когда ты определил слабый шум на аврорском корабле, ты определил не индивидуума, а часть человечества. Если бы ты был ближе к Земле, и если бы посторонний шум был достаточно слабым, разве ты не уловил бы гул мысленной активности всего населения Земли? И далее, разве нельзя представить, что в Галактике вообще есть гул мысленной активности всего человечества? Как тогда насчет того, что все человечество — абстракция? Оно нечто такое, что ты можешь указать. Подумай об этом в связи с Нулевым Законом, и увидишь, что расширение Законов Роботехники оправдано твоим же собственным опытом.

После долгой паузы Жискар сказал медленно, как бы вытягивая из себя слова:

— Наверное, ты прав. Однако же, если мы высадимся на Земле, мы, может быть, сумеем воспользоваться Нулевым Законом, но пока не знаем как. Мы вроде бы знаем, что кризис, перед которым стоит Земля, включает в себя использование атомного усилителя, но, насколько нам известно, на Земле нет ничего такого, на чем мог бы сработать усилитель. Что же мы будем делать на Земле?

— Пока не знаю, — грустно сказал Жискар.

Шум! Глэдия ошеломленно прислушивалась. Это был не стук чего-то обо что-то, не скрип, не грохот, не взрыв. Его вообще нельзя было назвать каким-то словом. Он был мягким ненавязчивым, поднимавшимся и опускавшимся без какой-либо регулярности, но все время присутствовавший. Д.Ж. заметил, что она прислушивается, и сказал:

— Мы называем это жужжанием Города, Глэдия.

— Он когда-нибудь прекращается?

— В сущности, никогда, но чего ты хочешь? Если ты стоишь в поле, то слышишь ветер, шорох листьев, жужжание насекомых, крики птиц, шум бегущей воды. Это тоже никогда не прекращается.

— Это совсем другое дело.

— Нет то же самое? Здесь смесь звуков работы машин и различных шумов, производимых людьми, но принцип тот же самый, что и шум в поле. К полям ты привыкла и не слышишь их шума. Земляне не слышат шума Города тоже, за исключением тех редких случаев, когда возвращаются из сельской местности. Тогда они снова слышат его и радуются ему. Завтра ты тоже не будешь замечать его.